| |
4
Сказка сказкой,
а щенок >ковылял четверкой ног.
Ковылял щенок,
а мимо проходил известный Сима,
получивший
от отца что-то вроде леденца.
Щений голод видит Сима,
и ему
невыносимо. Крикнул,
выпятивши грудь: — Кто посмел щенка отдуть?
Объявляю
к общей гласности: все щенята
в безопасности! Я защитник слабого
и четверолапого. —
Взял конфету из-за щек.
— На́, товарищ!
ешь, щенок! — Проглотил щенок
и стал кланяться концом хвоста.
Сел на ляжечки
и вот Симе лапу подает.
— Спасибо
от всей щенячьей души! Люби бедняков,
< богатых круши! Узнается из конфет,
добрый мальчик
или нет. Животные домашние —
тебе
друзья всегдашние. — Замолчал щенок,
и тут появляется верблюд.
Зад широкий,
морда уже, весь из шерсти из верблюжьей.
— Я
рабочий честный скот, вот штаны,
и куртка вот! Чтобы их тебе принесть,
сам
на брюхе
выстриг шерсть. А потом пришел рабочий,
взял с собою
шерсти клочья. Чтобы шерсть была тонка,
день работал у станка. —
За верблюдиной баранчик
преподносит барабанчик
собственного пузыря.
— Барабаньте, чуть заря! —
А ближайший красный мак,
цветший, как советский флаг,
не подавши даже голоса,
сам
на Симу прикололся. У зверей
восторг на морде: — Это
Симе
красный орден! — Смех всеобщий пять минут.
В это время,
тут как тут, шла четверка
из ребят, развеселых октябрят.
Ходят час,
не могут стать. — Где нам пятого достать?
Как бы нам помножиться? —
Обернули рожицы.
Тут фигура Симина.
— Вот кто нужен именно! —
Храбрый,
добрый,
сильный,
смелый! Видно — красный,
а не белый. И без всяких разногласий
обратился к Симе Вася:
— Заживем пятеркой братской,
звездочкою октябрятской? —
Вася,
Вера,
Оля,
Ваня с Симой ходят, барабаня.
Щеник,
радостью пылая, впереди несется, лая.
Перед ними
автобусы рассыпаются, как бусы.
Вся милиция,
как есть, отдает отряду честь.
|
|
5
Сказка сказкою,
а Петя едет, как письмо в пакете.
Ехал долго он и еле
был доставлен в две недели.
Почтальон промеж бумажками
сунул в сумку вверх тормашками.
Проработав три часа,
начал путать адреса.
Сдал, разиня из разинь,
не домой, а в магазин.
Петя,
скисши от поста, распечатался и встал.
Петя
плоский, как рубли. Он уже не шар,
а блин. Воскресенье —
в лавке пусто. Петя
вмиг приходит в чувство и, взглянув на продовольствие,
расплывается от удовольствия.
Рот раскрыл,
слюна на нем. — Ну, — сказал, —
с чего начнем? — Запустил в конфеты горсти
и отправил в рот для скорости.
Ел он, ел
и еле-еле все прикончил карамели.
Петя, переевши сласть,
начал в пасть закуски класть
и сожрал по сей причине
все колбасы и ветчины.
Худобы в помине нет,
весь налился,
как ранет. Все консервы Петя ловкий
скушал вместе с упаковкой.
Все глотает, не жуя:
аппетит у буржуя!
Без усилий
и без боли съел четыре пуда соли.
Так наелся,
что не мог устоять на паре ног.
Петя думает:
«Ну, что же! Дальше
буду
кушать лежа». Нет еды,
но он не сыт, слопал гири и весы.
Видано ли это в мире,
чтоб ребенок
лопал гири?! Петя —
жадности образчик;
гири хрустнули,
как хрящик. Пузу отдыха не дав,
вгрызся он в железный шкаф.
Шкаф сжевал
и новый ищет... Вздулся вербною свинищей.
С аппетитом сладу нет.
Взял
губой
велосипед — съел колеса,
ест педали... Тут их только и видали!
Но не сладил Петя бедный
с шиною велосипедной.
С грустью
объявляю вам: Петя
лопнул пополам. Дом
в минуту
с места срыв, загремел ужасный взрыв.
Люди прыгают, дрожа.
«Это, — думают, — пожар!»
От велика до мала
все звонят в колокола.
Вся в сигналах каланча,
все насосы волочат.
Подымая тучи пыли,
носятся автомобили.
Кони десяти мастей.
Сбор пожарных всех частей.
Впереди
на видном месте
вскачь несется
сам брандмейстер.
|
