Владимир Маяковский
 VelChel.ru
Биография
Автобиография: Я сам
Хронология
О Маяковском
  Юрий Карабчиевский. Воскресение Маяковского
  … Вступление
  … Глава первая
  … Глава вторая
  … Глава третья
  … Глава четвертая
  … Глава пятая
  … Глава шестая
  … Глава седьмая
  … Глава восьмая
  … Глава девятая
  … Глава деcятая
  … … Часть 1
  … … Часть 2
  … … Часть 3
  … … Часть 4
… … Часть 5
… … Часть 6
  … Глава одиннадцатая
  … Послесловие автора
  В.А. Мануйлов. Из воспоминаний о Маяковском
Семья
Галерея
Поэмы
Стихотворения, 1912—1917
Стихотворения, 1918—1923
Стихотворения, 1924—1926
Стихотворения, 1927—1930
Стихотворения по алфавиту
Хронология поэзии
Стихи детям
Пьесы
Обряды
Aгитационное искусство
Подписи к рисункам «Бов»
Статьи
Очерки
Ссылки
 
Владимир Владимирович Маяковский

О Маяковском » Юрий Карабчиевский. Воскресение Маяковского »
   Глава деcятая » Смерть

5

"Мысль о самоубийстве,- пишет Лиля Юрьевна,- была хронической болезнью Маяковского, и, как каждая хроническая болезнь, она обострялась при неблагоприятных условиях... Всегдашние разговоры о самоубийстве! Это был террор".

Однажды (по другой версии - дважды) он уже стрелялся в молодости. Тогда, если верить его рассказам, пистолет дал осечку, и он не стал повторять. В этот раз он тоже - вынул обойму и вложил только один патрон. Он еще надеялся выжить...

Где-нибудь в случайной компании, за картами, совершенно на ровном месте, он вдруг слегка отворачивался в сторону, хлопал в ладоши и произносил чуть ли не радостно: "К сорока застрелюсь!" (Когда был моложе, называл другую цифру: "К тридцати пяти - обязательно!") Здесь, конечно, проявлялся его страх перед старостью, которой он боялся еще больше, чем смерти, но была здесь и стойкая навязчивая идея, уже потерявшая исходные корни, лишенная причинного ряда:

А сердце рвется к выстрелу, а горло бредит бритвою...

Все упоминания в стихах о самоубийстве давно уже собраны вместе и много раз перечислены. Но есть и другие, не менее частые:

...я увенчаюсь моим безумием... ...уже наполовину сумасшедший ювелир... ...от плача моего и хохота морда комнаты выкосилась ужасом. ...на сердце сумасшедшего восшедших цариц... ...да здравствует - снова - мое сумасшествие!.. ...пришла и голову отчаяньем занавесила мысль о сумасшедших домах.

Конечно, всегда готово возражение, что это поэтические фигуры, не более. Но ведь с таким же успехом можно сказать, что и те, самоубийственные строки - тоже фигуры. Мы знаем теперь, что это не так, что это не только так.

И по камням, острым, как глаза ораторов, красавцы-отцы здоровых томов, потащим мордами умных психиатров и бросим за решетки сумасшедших домов!

Откуда такой кровожадный счет психиатрам?

Разговор о психическом здоровье поэта - штука тонкая и обоюдоострая. Легко ли здесь отделить черты патологии от характера личности и характера деятельности? Известно, что вообще к людям искусства врачи применяют иные критерии и рамки нормы для них существенно шире. А иначе - кого из русских писателей мы могли бы назвать нормальным? И здесь Маяковский не исключение, а лишь подтверждение закономерности.

"Я не помню Маяковского ровным, спокойным,_ говорит Полонская.- Или он был искрящийся, шумный, веселый...- или мрачный и тогда молчащий подряд несколько часов. Раздражался по самым пустым поводам. Сразу делался трудным и злым".

"Какой же он был тяжелый, тяжелый человек!" - вторит ей Эльза Триоле. Описав несколько безумных скандальных выходок, она поясняет: "Рассказываю об этих незначительных случаях оттого, что характерна именно их незначительность, способность Маяковского в тяжелом настроении натягивать свои и чужие нервы до крайнего предела..."

Жизнь его и близких к нему людей отягчалась еще ведь и рядом странностей, ни одну из которых мы, конечно, не можем назвать болезнью, но которые в общем создавали свой нездоровый фон.

Мания чистоты, боязнь заразиться.

Мания преследования, боязнь воров и убийц.

Ипохондрия, мнительность - все эти бесконечные градусники.

Мания аккуратности: педантично раскладывал вещи, каждую на свое непременное место, безумно злился, если что-то оказывалось не там, где положено.

Сюда же можно отнести (а можно выделить особо) вечные занудливые придирки ко всякому обслуживающему персоналу, от ссор с собственными домработницами - до вызова директоров ресторанов и писания длинных обстоятельных жалоб.

И, наконец, самое главное: навязчивая мысль о самоубийстве, усиленная страхом смерти и старости, бесконечно опасная сама по себе,- смертельная на всем этом фоне.

Все обстоятельства последних месяцев и особенно последних апрельских дней были словно специально сведены и направлены на то, чтобы усугубить его болезнь.

Его состояние ухудшается на глазах. Резкая, полярная смена настроений становится все более и более частой, вот уже и по нескольку раз на дню,- как будто чья-то нетерпеливая рука все быстрее прокручивает фильм его жизни, торопясь увидеть конец...

Любого дополнительного препятствия в этом состоянии было достаточно, чтобы оказаться последним толчком. Таким препятствием стал отказ Полонской (бросить театр, не ехать на репетицию, остаться немедленно и навсегда в этой комнате, сейчас же объявить мужу и т. д.).

Его меморандум ("не кончу жизни"), все его поведение в это утро говорят о том, что, даже написав письмо, он еще не принял твердого решения. Лиля Юрьевна свидетельствует, что подобные письма он писал уже не один раз. Полонская могла согласиться и остаться, пистолет мог не выстрелить, кто-то мог помешать - и все бы опять обошлось. Но только думается, на этот раз - ненадолго. У него уже не было сил уцелеть, он был обречен.

6

Полонская едва притворила дверь, как раздался выстрел. Вернувшись, она застала его еще живым, он еще пытался поднять голову...

Первыми набежали чекисты, благо бежать им было ближе других, на Лубянку с Лубянки. Первый снимок - распластанного на полу Маяковского - Агранов лишь однажды показал лефовцам чуть ли не из собственных рук. Тело сейчас же перенесли в Гендриков, комнату опечатали, и даже Лилю Юрьевну туда допустили гораздо позже.

Был понедельник. Брики приехали во вторник 15-го на четверг назначили похороны. Маяковскому по чину полагался орудийный лафет, но ввиду самоубийства его посмертно понизили и выдали простой грузовик. Татлин обил его железом, Кольцов сидел за рулем Все речи естественно, были- "о разных Маяковских" точнее говоря, о двух. Один был великий поэт революции (после смерти это уже разрешалось), оптимист и непримиримый борец, другой - слабый, больной человек подменивший первого. Расходились только в вопросе, на сколько времени: на месяц, на несколько дней, на миг... Все были в общем-то правы Демьян написал в газете: "Чего ему не хватало?" - и тоже был прав.

Наследство - поначалу, видимо, скромное но обещавшее разрастись до солидных размеров - поделили между семьей Маяковских и Лилей Юрьевной. Отныне сносная, даже очень сносная жизнь им была гарантирована.

А для бедной Полонской "товарищ правительство" не без помощи Лили Юрьевны, обернулось суровым кремлевским чиновником с хорошей фамилией Шибайло. Он предложил ей путевку в дом отдыха. Она отказалась.

Алфавитный указатель: А   Б   В   Г   Д   Е   Ж   З   И   К   Л   М   Н   О   П   Р   С   Т   У   Ф   Х   Ц   Ч   Ш   Э   Ю   Я   #   

 
 
      Copyright © 2024 Великие Люди  -  Владимир Владимирович Маяковский