| |
Крестьяне,
собственной выгоды ради
поймите —
дело не в обряде
Известно,
у глупого человека
в мозгах вывих: чуть что —
зовет долгогривых. Думает,
если попу
как следует дать, сейчас же
на крестьянина
спускается благодать. Эй, мужики!
Эй, бабы! В удивлении разиньте рот!
Убедится
даже тот,
кто мозгами слабый, что дело —
наоборот. Жила-была
Анюта-красавица. Красавице
красавец Петя нравится. Но папаша Анютки
говорит:
«Дудки!» Да и мать Анютина
глядит крокодилицей. Словом,
кадилу в церквах не кадилиться, свадьбе не бывать.
Хоть Анюта и хороша, и Петя неплох,
да за душой —
ни гроша. Ждут родители,
на примете у них — Сапрон жених.
Хоть Сапрону
шестьдесят с хвостом, да в кубышке
миллиардов сто. Словом,
не слушая Анютиного воя, окрутили Анюту у аналоя,
и пошел у них
«законный брак» — избу
разрывает от визга и драк. Хоть и крест целовали, на попа глядя,
хоть кружились
по церкви
в православном обряде, да Сапрону,
злея со дня на день, рвет
жена
волосенок пряди. Да и Анюту
Сапрон
измочалил в лоскут — вырывает косу
ежеминутно по волоску.
|
|
То муж — хлоп,
то жена — хлоп. Через месяц —
каждый,
как свечка, тонкий. А через год
легли супруги в гроб: жена без косы,
муж без бороденки. А Петр
впал в скуку, пыткой кипятился в собственном соку
и, наконец,
наложил на себя руку: повесился
на первом суку. В конце ж моей стихотворной повести
и родители
утопились
от угрызения совести.
Лафа́ от этого
одному попику. Слоновье пузо,
от даяний окреп, знай выколачивает
из бутылей
пробки, самогоном требует за выполнение треб.
А рядом
жили Иван да Марья — грамотеи ярые.
Полюбились
и, не слушая родственной рати, пошли
и записались
в комиссариате. Хоть венчанье
обошлось без ангельских рож — а брак
такой,
что водой не разольешь. Куда церковный!
Любовью,
что цепью друг с другом скованы.
А родители
только издали любуются ими. Наконец, пришли:
«Простите,
дураки мы! И на носу зарубим
и в памяти: за счастьем
незачем к попам идти».
|
